В октябре в Московском еврейском общинном доме (на Волочаевской) дали концерт иерусалимские певицы, сёстры Полина и Светлана Айнбиндер. Вокальные сочинения на идише, русском, иврите. Именно в таком порядке — в сущности символическом отражении истории еврейского народа за минувший век: культура штетла, культура России, культура Израиля. Иной пейзаж, иные небеса, иной звук, иное переживание. Каждый блок – самодостаточный культурный мир: и музыка, и текст, и просодия. Просодия – особый звук речи, для каждого языка свой: можно вовсе не понимать язык, но просодия апеллирует к нашим чувствам, сама по себе способна порождать образ. Мандельштам: «Смысл суета, а слово только шум, когда фонетика — служанка серафима».
Сёстры родом из Таллинна, в их репертуаре есть и не представленный на Волочаевской эстонский мир. Родители говорили дома по-русски, переходя на идиш только в случаях не предназначенной для детских ушей конфиденциальности. История, типичная для людей старшего поколения. Впрочем, была бабушка, сбивавшаяся с русского на более естественный для неё идиш.
Обе сестры с консерваторском образованием. Обе из алии семидесятых. Сидели в отказе. Старшая, Полина, при подаче изгнана из Еврейского музыкально-драматического ансамбля при Москонцерте. Лауреат V Всероссийского конкурса артистов эстрады, где разделила лавры с Жанной Бичевской, Полина могла бы сделать в СССР головокружительную концертную карьеру, но предпочла свой еврейский путь, готова была заплатить за свой выбор высокую цену: никакой гарантии на разрешение, могли выпустить через двадцать лет, могли и вовсе не выпустить: на крах фараона особенно рассчитывать не приходилось. Для музыканта-исполнителя запрет на профессию смертелен: чтобы быть в профессиональной форме, нужна постоянная практика. Не иммиграция, но именно алия — восхождение, связанное с опасностью, с риском, с идеализмом.
Иерусалим, помимо нового экзистенциального, социального и общекультурного опыта, дал им и новый музыкальный опыт. Они были открыты для нового, их глаз наполнялся новым пейзажем, ухо — новым звуком, всё это надо было принять и адаптировать, увидеть и услышать, но внутренне прожить.
Сёстры, постоянно обновляя и совершенствуя репертуар, гастролируют по всему миру: Иерусалим, Москва, Нью-Йорк, Бостон, Берлин, Амстердам… Везде восторженный приём еврейских и нееврейских слушателей. Покоряют зал. Так было и на Волочаевской.
Говоря о сёстрах Айнбиндер, как не вспомнить сестёр Бэрри, как бы заново открывших для России еврейскую песню. С их индивидуальностью, с их драйвом, с их силой воздействия на слушателей. Сравнение с ними даёт возможность выявить особенность и индивидуальность Полины и Светланы. Там, где у сестёр Бэрри страстность, чувственность, напор, снятие дистанции, у Полины и Светланы — изысканность, тонкость, совершенное отсутствие чувственного, некая хрустальность и благородная дистанция.
Идишская, русская, ивритская просодия контрастны, порой кажутся несовместимыми. Иные исполнители как раз и акцентируют эту контрастность, ход вполне выигрышный. Но сёстры, бережно сохраняя разность звука, объединяют миры своей изысканностью и редкостным сочетанием включённости и дистанцированности. Взгляд на штетл из Москвы и Иерусалима, из иного пространства, из иного времени. Не пытаются создать иллюзию, что они тогда и там, — они здесь и сейчас, идишский мир сгинул, существует только в их сердце, всё это тонким образом присутствует в исполнении, сообщая ему дополнительную печаль — даже в веселье. То же и с русским романсом: иное дело, когда он аутентичен месту, иное дело, когда с видом на Иудейскую пустыню. В израильские, ивритские песни они привносят консерваторскую эстонскую тонкость. Везде дистанция.
И замечательный артистизм, совместное творчество, взаимодействие на глазах у слушателей, которые становятся и зрителями. Жест, движение, взгляд.
Последовательность исполнения: песни на идише, на русском, на иврите, но всё-таки — противоходом — концерт начинается «Золотым Иерусалимом» и завершаеся песней на идише, возвращающей слушателей опять в мир штетла, в мир бабушек, в мир, которого уже нет.